Три неэффективных стратегии обращения с иностранным языком

Учеба – стресс, и мы защищаемся от него, порой сами того не замечая. Порой, перекрывая себе шансы чему-либо научиться. 

Эта статья – не о каких-то “других” людях, она о нас с вами (и обо мне, да). С предельными проявлениями того, что здесь описано, я встречаюсь, слава Богу, нечасто, с умеренными – на каждом втором уроке…

Блокировка

Это отказ от попытки понять, отказ от привлечения всего, что помогло бы понять, отказ от анализа ситуации и проведения умственных операций на месте. Незнакомый материал полностью заслоняет любые подсказки, из которых можно вытянуть смысл.

Этот механизм существует не только в языке, он – универсальная психологическая защита от всего, что заставляет нас брать на себя ответственность, действовать по обстоятельствам, идти на риск (в том числе – риск ошибки, риск выглядеть глупо, риск столкнуться с собственными неприятными эмоциями).

Оказавшись в состоянии агрессивной беспомощности, человек направляет усилия не на то, чтобы найти выход, а на то, чтобы доказать невозможность его найти и потребовать от окружающих изменения условий. Блокировка приводит к тому, что при любом столкновении с иностранным языком человек испытывает такой сильный стресс, что восстановить равновесие может только выйдя из ситуации, в которой произошло столкновение. Легко догадаться, что если психика часто прибегает к блокировке, изучение языка превращается в очень сложное мероприятие, для некоторых – искренне непреодолимое.

Газлайтинг

Это додумывание и достраивание смыслов при непонимании. Человек почти постоянно находится во власти ошибки, действует не вполне адекватно и испытывает неприятные эмоции, но отгораживается от всего этого при помощи светлой сказки о том, что основной смысл сообщения он понимает великолепно и доносит блестяще, за кадром остаются лишь несущественные мелочи.

Такое можно наблюдать с людьми не вполне психически адекватными или очень пожилыми. Разговор вроде бы ведется, но есть постоянное ощущение ускользающего смысла, несоответствие ответов вопросам, неуместные эмоциональные реакции и так далее. Обучение в этой ситуации затруднено невозможностью соприкоснуться с реальностью и сформировать нормальные связи между смыслами и их речевым оформлением (а следовательно невозможно придать этому речевому оформлению значимость и важность для передачи смысла), поэтому часто обучение отбрасывается за ненадобностью

«Я все прекрасно понимаю, меня все прекрасно понимают, а на случаи недоумения на лицах у меня всегда есть надежная психическая стратегия, позволяющая объяснить все случайным стечением обстоятельств. Кто не понял – сам дурак».

Стагнация

Это отказ от анализа и исправления собственных ошибок, придание им ничтожного статуса и уверенность в том, что ценность сообщения намного перевешивает языковые несовершенства. В таком состоянии язык можно учить десятилетиями, не впитывая никакой новой информации, не отслеживая свой прогресс, не создавая для себя реальную картину успехов и провалов.

До уровня, когда тебя понимают и ты понимаешь люди добираются довольно быстро, после чего переключаются на использование собеседников для подтверждения этого статуса кво.

Часто это выглядит как поток довольно грязной речи, смысл которой складывается только в результате некоторых усилий со стороны слушающего, и вряд ли стоит удивляться, что собеседникам быстро надоедает их прилагать. И это тоже распространенное явление вне контекста иностранных языков: отказ от истинного контакта с другим человеком, от ценности диалога, где общение происходит на равных и каждый равно интересен другому.

Этот механизм загоняет человека в режим постоянного публичного выступления, где собеседнику отводится роль зрителя – разумеется, восторженного. Все взаимодействия с языком становятся похожи на победный марш, и любое сообщение о реальных проблемах может нанести серьезную травму. Соответственно, чтобы уменьшить размер травмы, психика принимает решение умалять значение ошибки. В результате впитываемость нулевая, прогресс нулевой, язык замирает на каком-то невнятном уровне. С ним иногда выходят выступать на бис, но с каждым разом, увы, все хуже.

Все эти стратегии вьются вокруг одной проблемы: ошибка, все связанные с ней чувства, отношение к ней, способность извлекать из нее уроки. И это – очень эмоциональная история.

Адаптация

Настало время важного термина: АДАПТАЦИЯ. Адаптация – это психологический процесс, позволяющий нам принять то, чего мы не в силах изменить. Адаптация происходит глубоко в лимбической системе, не затрагивая наше сознание. Адаптацию невозможно ускорить, поскольку внутри должна произойти важная биохимическая метаморфоза, подчиняющаяся непреложным законам природы. Способов повлиять на нее практически нет. Результатом адаптации является развитие (интеллектуальное, эмоциональное, личностное). Заметьте: не “правильный способ действия” или что-то подобное, не “усвоенный материал”, а РАЗВИТИЕ.

Мы не можем изменить английский язык, мы с ним вообще ничего поделать не можем, только смириться. Он такой, какой он есть: иностранный. Он нам ничем не обязан, и менее всего он обязан быть нам понятным. Ему все равно, хотим мы его выучить, или нет, считаем мы его сложным, или нет. Мы можем его проклинать, можем им наслаждаться – это наши частные делишки. Ему много сотен лет, на нем написана бездна памятников классической литературы и практически весь мировой рок-н-ролл, он без нас прекрасно обойдется. Мы также не можем изменить скорость работы нашего мозга, особенно в той части, где мы мечтаем о «свободном» владении языком, потому что свобода владения – это не знания о том, как правильно говорить, а автоматизированный навык спонтанной речи. Навыками управляет не сознание, не интеллект, и для их взращивания нужны время, практика и ОШИБКИ. Причем не как досадный побочный продукт практики – мол, если бы мы ДУМАЛИ ХОРОШЕНЬКО, мы бы говорили сразу правильно, а как самая важная и продуктивная составляющая развития.

Дело в том, что мозг не развивается тогда, когда все идет наилучшим образом, мозг не учится на моментах успеха.

Если что-то получилось удачно, мозг просто продолжает повторять эту операцию, в том числе и тогда, когда это перестает работать. Только прочувствовав (ПРОЧУВСТВОВАВ, а не поняв, лимбическая система в действии) момент крушения, мозг становится способен к поиску новых решений. Понимание ошибки без проживания собственного бессилия перед ней не дает проникнуть знаниям туда, откуда потом должна браться эта самая «свободная речь». Поэтому когда мои студенты мечутся в аду непонимания или отказываются отвечать, мотивируя отказ незнанием, я не тороплюсь их спасать. Моя работа в этот момент – предоставить безопасный контейнер для всех их эмоций, обеспечивать ощущение непробиваемой стены, которая одновременно и преграда, и опора, и подкинуть им инструментов в руки. И ждать, когда случится чудо (оно неизбежно, хоть и не всегда с первого раза).

Ошибка и наше обращение с ней в процессе обучения – это тест на адаптивность. Если человек понимает, что совершил ошибку, но не хочет войти в контакт со своими ощущениями и чувствами по этому поводу (они неприятные, увы, тут-то и нужна поддерживающая фигура преподавателя), он не учится, а играет в отличника, который допустил оплошность «по случайности» и больше так не будет, хотя сдержать такое обещание он не сможет (стагнация). Если человек по опыту знает, каким тяжелым может оказаться переживание ошибки и боится оказаться во власти этих чувств, он будет ее избегать, либо отказываясь действовать вообще (блокировка), либо отказываясь реально оценивать свои действия (газлайтинг).

Что же происходит, когда мы начинаем учить язык, не имея достаточной адаптивности? Люди со склонностью к стагнации просто буксуют. Да, какое-то продвижение возможно, но если груз собственной прекрасности не будет сильно облегчен и эта потеря не будет прожита как следует (слезы, бессилие, ярость, никчемность, полный круг), язык всегда будет казаться выученным, картонным, немного русским, будет быстро забываться, тяжело восстанавливаться. Люди со склонностью к блокировке часто попадают в тупиковые ситуации, переживают ступор, растерянность, панику, агрессию и гнев. Они быстро устают от занятий, начинают подсознательно искать способы пофилонить, часто остаются на уровне общих пассивных знаний и не приближаются к активному говорению. Люди со склонностью к газлайтингу, как я уже писала выше, до занятий вообще редко доходят, но когда доходят часто держатся до тех пор, пока не выбьется из сил преподаватель, после чего уходят, пожимая плечами, с легким сердцем и ощущением, что в общем-то и так нормально. К сожалению, неадекватное восприятие реальности редко ограничивается академической сферой, и без глобальной «поправки» душевной организации никакое обучение тут хорошо не ляжет.

Механизм адаптации важно понимать, чтобы не отказывать себе в сильных чувствах из-за такой ерунды, как неполучившееся упражнение, сотая одна и та же ошибка, никак не запоминающиеся неправильные глаголы. Резонерство тут бессмысленно. Эти ошибки наталкивают нас на проживание важной эмоции, которая – если мы мужественно опустимся с ней на дно и отдадим ей какую-то часть своего времени – продвинет нас в деле гораздо дальше, чем сотня усердных повторений. Иностранный язык – это очень серьезное поле, где ощущение «почему ж оно все такое НЕПОНЯТНОЕ-то» подстерегает на каждом шагу. Фрустрация совершенно неизбежна, она дает организму энергию, чтобы это изменить. Однако если изменить ничего нельзя (да, русский мозг не работает на английской территории, и подтверждения этого атакуют нас каждые 2 минуты урока), фрустрация уступает место чувству тщетности и собственного бессилия. Результатом этого переживания становится адаптация. Если же мы тормозим эти переживания (например, объясняя себе, как это глупо, расстраиваться из-за какого-то там английского, или стесняясь проживать это все при ком-то), то эмоция, запертая между невозможностью изменить и невозможностью прожить крушение, начинает гнить. Поскольку жить на этой точке совершенно невозможно, а стратегия выхода на чувственном уровне не сформирована, очень часто единственным доступным выходом оказывается отказ от изучения языка.

Ошибки свои надо лелеять и оплакивать (смеяться тоже можно, не все ж рыдать). Себя в процессе обучения надо беречь. С языком надо смиряться. На преподавателя надо опираться (он сдюжит, если что). С преподавательской стороны, кстати, нет более трогательного и нежного момента, когда агрессивное метание в тупике внезапно сменяется облегчением самостоятельно сделанного открытия, это всегда такое волнительное наблюдение. Температура в комнате меняется, не говоря уж о лицах.